3600
В главном зале
царило оживление, в привычную рутину смены
вихрем ворвался свежий поток молодости, силы и
задора. Пришли стажеры, и каждый из операторов
реакторного зала видел в этих молодых ребятах
себя. Физик-атомщик – профессия редкая, и поэтому
все атомщики еще со студенческой скамьи
проникаются чувством локтя, это сидит в каждом
так сильно, как ни одно другое чувство, исключая
лишь инстинкт самосохранения и любовь. Стажеры,
преисполненные чувства собственного
достоинства, ходили по залу вдоль пультов и
бормотали про себя выученные по учебникам
названия приборов и с интересом наблюдали все
происходящее вокруг, наконец-то увиденное
вживую. Наставники же, сохраняя внешнее
спокойствие и показное безразличие, наблюдали за
действиями подопечных, напрягаясь каждый раз,
когда те касались какого-нибудь переключателя,
отвечающего за жизненно важные функции реактора.
В любом
коллективе, который успел сложиться, как правило,
есть свой лидер, аутсайдеры и средняя масса
человеческого материала. В этой группе – рядовой
с точки зрения социологии – также все давно
сложилось. Аутсайдеров было двое. Первый – здоровый детина, о таких
обычно говорят, что на них пахать надо. Он явно не
был обременен интеллектом, и было неясно, как
вообще он сумел попасть в университет, да еще на
эту специальность. Конечно, были люди знающие, в
чем дело. Вероятно, все сводилось
к банальному блату. Но они предпочитали
помалкивать, учитывая должность покровителя и
размер кулаков будущего физика. Второй аутсайдер
был из породы нервных, вечно взвинченных людей,
по внешним признакам – типичный непризнанный
гений. Старший оператор сразу выделил его как
слабое звено коллектива и следил за ним с особой
тщательностью. После ознакомительной экскурсии
стажеров повели в другие залы станции.
Поколебавшись, старший окликнул выбранного им
парня. «Как тебя звать-то? – спросил он и еле
услышал в ответ: – Женя». «Ты что, парень, каши с
утра не ел?» – попробовал пошутить один из
операторов, но старший одернул его взглядом и
повел парня к одному из пультов. «Останься здесь,
поможешь нам. Садись за
этот пульт и подежурь часок. Смотри, вот эта
кнопка включает подъем графитовых стержней из
реактора. Что будет в случае их подъема, знаешь?»
– «Взрыв, – еле услышал он и, глядя на побелевшие
губы парня, строго произнес: – Будь внимателен и
выполняй приказы моего заместителя, а я пойду в
столовую».
Время, когда ты
сидишь рядом с кнопкой, способной вызвать еще
один Чернобыль, тянется медленно. Женя сидел,
скрючившись, в неестественной позе, испуганно
глядел на разноцветные огни систем сигнализации,
пытаясь вспомнить их назначение, и старался
держать руки как можно дальше от роковой кнопки.
Это было явное искушение, и противостоять ему
было нелегко. Резиновое время не подчинялось
мозгу и отравляло жизнь. Он попытался
переключиться на приятные воспоминания, на то,
как сегодня он сможет провести вечер, на свою
подружку...
Взгляд
неумолимо фиксировался на кнопке, и казалось, что
руки независимо от воли вот-вот возьмут, да и
нажмут ее. Он попытался поймать взгляды сидящих
за соседними пультами операторов, чтобы
определить, видят ли они его состояние и не
подменят ли его. Но все вокруг были заняты
обычными делами и явно не замечали происходящего
в его душе. Постепенно он успокоился и даже начал
получать удовольствие от близости кнопки. Даже
пройденный в университете материал стал
всплывать в памяти, как вдруг он почувствовал,
что его рука уже лежит на кнопке. Ужас был
непередаваем, убрав рывком руку с кнопки, он
откинулся на сиденье. Сосед слева мельком
взглянул в его сторону и спросил время. Женя
механически сказал время. Минутой позже он
поднял взгляд и увидел на стене огромные
электронные часы. Жар охватил его тело, и в голове
осталась только одна мысль: заметили. Между тем
земной шар продолжал вращаться и отведенный на
подмену час прошел. Старший вошел в зал и,
поблагодарив Женю, отправил его к товарищам по
группе в соседний зал. Когда парень вышел,
старший спросил присутствующих в зале: «Ну как?»
– «Псих, – откликнулся тот, который спрашивал
время. – Хорошо, что ты посадил его за
дублирующий пульт, а то бы мне нужно было срочно
постираться». Старший сел за пульт, за которым
сидел Женя, и задумался, что делать с этим парнем
дальше, рекомендовать его в другие службы
станции или подсказать сменить профессию?
Теплоход,
сияющий огнями всех трех палуб, медленно шел по
реке. Публика на палубах, несмотря на поздний час,
резвилась вовсю. Отчасти, этому способствовала
работа баров, открытых всю ночь, а отчасти
туристы сами веселили себя, как люди, наконец-то
вырвавшиеся в отпуск, на волю, подальше от душных
и пыльных городов, на реку, в прохладу. Капитан,
стоя на мостике, беспрестанно курил и молчал,
погрузившись в свои мысли. За рулем был салага,
взятый на работу неделю назад вместо заболевшего
матроса, и сегодня стоящий за рулем впервые.
«Вот что, парень,
– буркнул капитан, – я отойду отдохнуть на часок,
а ты будь повнимательней. Следи за береговой
полосой и иди левее вон той банки, там мель. Минут через сорок, когда мы
будем подходить к мосту, позвони мне в каюту, я
подойду». Стоять за рулем, глядя на зеркало реки,
и чувствовать, как корабль прислушивается к
каждому твоему движению, было приятно, несмотря
на сладкое чувство страха за возможные ошибки.
Поверни руль чуть-чуть влево – и через десять
минут нос ткнется в берег, а чуть-чуть вправо – и
сядешь на мель так, что и за день не снимут. Вдали
показались мерцающие огоньки моста, и он тут же,
не колеблясь, нажал кнопку вызова капитана.
Телефон молчал. Или капитан уснул так крепко, что
не слышал вызова, либо уже ушел, не дождавшись его
звонка.
Подождав еще
минут пять и не дождавшись капитана, он снова
начал звонить, но безрезультатно. Паника,
постепенно захватывая сознание, сковывала тело,
мешала думать. Он уже потянулся к сигналу
тревоги, но отдернул руку, понимая, что, кроме
паники на корабле, это ничего не даст. Может, поискать старпома или
боцмана? Мысль показалась ему удачной, но
какой-то стыдной, и он не стал звонить
им.
Между тем мост
неумолимо приближался и время принятия решения
наступало. Он вспомнил, как в училище над ним
постоянно подшучивали из-за его успеваемости, и
это воспоминание сразу освежило его голову. Он
отчетливо вспомнил все про этот мост, лоцию реки
и порядок прохождения кораблей. Мотнув головой,
он закусил губу и направил корабль в
соответствии с правилами и разметкой на мосту. Корабль послушно вошел под
мост, публика, увидев над собой не звездное, а
каменное небо, взвизгнула от восторга, и в ответ
на это многократно усиленное эхо повторило и
крики пассажиров, и музыку, и шумы корабля. Все на
корабле были счастливы этим теплым летним
вечером. Только рулевой, поставив ноги пошире и
крепко держа руль, сосредоточенно глядящий
вперед, да капитан, сидевший все это время у
дверей рубки и готовый в любую минуту прийти на
помощь, были выключены из всеобщего счастья.
Корабль
благополучно миновал мост и, выйдя на чистое
зеркало воды, величественно шел между спящих
берегов. Капитан устало поднялся и зашел в рубку. «Как дела, сынок?» – спросил
он. «Все в норме, кэп», – бодро отрапортовал
рулевой. «Иди, парень, освежись на воздухе и
промочи горло, а я тут постою». – «Cмена вахты через
полчаса, я сам достою». Уголки губ капитана
показали, что он доволен услышанным ответом:
«Стой, сынок, если что, не стесняйся, вызови меня
по громкой связи, я буду на верхней палубе». И,
потрепав парня по вихрастой голове, капитан
тяжелой походкой вышел из рубки.
Оставшись один,
рулевой внезапно всхлипнул, но сразу собрался и,
подражая капитану, закурил. Смена пришла, как и
положено, через полчаса. Менявший его матрос
буднично спросил его: «Как дела?» Услышав в ответ
желаемое «все в норме», хлопнул парня по плечу:
«Иди, Серега, в бар, хлопни с устатку
стопку-другую», – посоветовал сменщик. По тому,
как он это сказал, а может быть, от пережитого за
смену, а может, от обращения с ним капитана –
парень понял, что теперь этот корабль – его дом и он здесь не чужак,
подменяющий на время, а свой. Состояние счастья
было настолько полным, что он, стоя у борта
корабля, улыбался, глядя на темные берега, и
совсем не хотел идти спать.
&
Улица была
буквально забита народом, и он подумал о том, что
назначать свидание у магазина было глупо. Ну хоть
бы у газетного киоска, тогда бы можно было
прохаживаться вокруг него и рассматривать
обложки выставленных журналов. Или, еще лучше, в
сквере, сидел бы себе на скамеечке и ждал. Но
ходить возле магазина с цветами в руках, когда
каждый прохожий норовит бросить взгляд и
усмехнуться... Ольга опаздывала уже на двадцать
пять минут – это было уже слишком, даже для нее.
Он вспомнил свою прежнюю подружку, с которой
расстался из-за какого-то пустяка, и в голову
сразу полезли невольные сравнения. Ольга в
сравнении с прежней девчонкой во многом
проигрывала, хотя с ней было уютней. Но полчаса…
это явный перебор.
Послать все к
черту, веник в урну и махнуть к друзьям. Пусть потом звонит, ищет,
оправдывается. Небось, сидит где-нибудь в
парикмахерской и думает: «Подождет, не
развалится». Злые мысли постепенно начали
меняться на мрачные. Авария, с родными стало
плохо, плюнула и пошла гулять с Антоном, не зря же
он постоянно трется вокруг нее. «Да плевать», –
сказал он себе и медленно, еще не приняв
окончательного решения, пошел в сторону
автобусной остановки.
Пропустив пару
автобусов, он начал дефилировать в обратном
направлении и, дойдя до места свидания, снова
посмотрел на часы: пятьдесят минут. В голове
снова начали рождаться самые невероятные образы,
фантастические сценарии и просто всякая
глупость: «Достою еще десять минут, вручу веник
первой попавшейся навстречу бабке – и точка».
Приняв окончательное решение, он сразу
успокоился и стал критически оглядывать
проходящих мимо девушек. Лучше или хуже Ольги?
Как одеты и как посмотрели на него? Интересно, а
что если подойти к одной из них и пригласить в
кино? Должно быть, он задумался, потому что, когда
его затронули за рукав пиджака, он вздрогнул и,
обернувшись, увидел Ольгу. Она смущенно смотрела
ему в лицо и говорила какую-то чепуху: про маму,
про брата и еще что-то, чего он так и не услышал.
Незаметно взглянув на часы, он увидел ровно шесть
часов. Он уже открыл рот, чтобы сказать ей, что он
ждет ее... но вместо этого вручил ей букет и,
схватив под руку, потащил вдоль по улице,
подальше от этого магазина, где он проторчал 3600
секунд.