Один
к двум
У
окна стою я, как у холста,
Ах,
какая за окном красота…
Оранжевый
кот. Леонид Филатов
По телевизору
началось «Слово пастыря», и мне стало скучно. Не
то чтобы я никогда не смотрел эту передачу, но
постоянно выслушивать назидания и мораль просто
невозможно. Жена тоже не горела желанием вникать
и тихо свинтила на кухню, где гремела своими
кастрюлями в полное удовольствие. Чтобы занять
себя, я решил попросту пощелкать семечки. А что, у
нас в деревне все так делают. Открыв окно, я
уселся на подоконник и, лениво отмахиваясь от
комаров, с удовольствием запустил руку в кулек с
семечками. Семечки свои, сами их и жарим. С
базарными точно не сравнишь. Грохот и вопль из
кухни возвестил: чугунок с полки упал не зря, не
иначе дал по ноге. Пришлось вставать и идти
успокаивать жену. К счастью, задело по
касательной и обошлось без членовредительства.
Идя обратно, к окну, бросил взгляд на пастыря,
которому, судя по часам, оставалось вещать еще
минут пятнадцать. «…Дающему да воздастся…» –
неслось из телевизора. Интересная
мысль. Семечки настроили меня на философский лад,
и я погрузился в размышления. Вот, к примеру, есть
у меня рубль. От этой мысли рука невольно
потянулась к карману в брюках: точно есть. И если
я кому-нибудь дам, то, что, вернется назад? За
окном замаячил силуэт соседки – ясное дело,
пошла к сыну с невесткой, молодые еще, на танцы
рвутся, а бабке с внучкой посидеть в радость. «Эй,
Катерина, как здоровье-то?» – сам того не ожидая,
выкрикнул я. Оторопев, Катерина отвесила поклон и
засеменила дальше. Но меня что-то заело:
«Погоди-погоди, рубль надо?» Дождавшись выхода
старушки из ступора, я перемахнул ноги через
подоконник и спрыгнул в палисадник.
Протиснувшись сквозь малину к забору, я молча
достал из кармана рубль и подал ей. «Это что,
подаяние?» – проблеяла она. «Оно. Пользуйся на
здоровье, физкульт-привет». Ретировавшись
обратно на подоконник, к семечкам, я с
удовольствием наблюдал, то за растерявшейся
соседкой, стоявшей и раздумывающей, вероятно, о
суете бытия, то за женой, присевшей на стул и
вперившей в меня взгляд. Наконец, старушка
справилась с собой и, перекрестившись, тронулась
дальше. Оставалась жена, которая что-то совсем
захандрила. «Да ладно ты, – успокоил я, – дающему
да воздастся». – «Когда?» – хрипло переспросила
она. «Ну, думаю, к ужину, не раньше, а то и к утру»,
– бухнул я и, отвернувшись, продолжил борьбу с
семечками.
Дверь в сенях
грохнула, не иначе сын, нагулялся сорванец. «Мама!
– заорал он прямо с порога. – Я у клуба два рубля
нашел, во». И показал на разжатой ладони две
монеты. «Ну вот, а ты сомневалась, даже больше,
скоро ужин-то?» – «Скоро-скоро», – лихорадочно
зашептала она и, забрав у сына деньги, сгинула в
сени. Ну вот же, блин, юмора не понимает. Достав
папиросу, пошел на лавку у ворот, подумать о жизни
во всех ее проявлениях.
После второй
папиросы и жена возвернулась. «Вот, – радостно
сообщила она, – подала». – «Кому?» Получая явное
удовольствие от моего изумления, сообщила: «Так
Илье же, он убогий». – «Алкоголик он, –
расстроился я, – разницу, что ли, не чувствуешь?
Одно дело – Катерина, другое дело – Илья».
Смекнув, что таки промахнулась, жена юркнула в
дом и загремела посудой. Мысль об ужине отвлекла
меня от жалости к пропавшим деньгам, и, крякнув, я
начать мыть руки. Но поесть толком не получилось.
Только я поднес ложку ко рту, как в дверь
постучали и заявился двоюродный братан. «Привет,
Серега, – гремел он, обдавая кухню самогонным
выхлопом. – Во, долг тебе занес, – и подал мне
четыре рубля. – Помнишь, зимой ты в магазине дал,
мне тогда на опохмел не хватило. А я такой, хоть и
забываю, но вспоминаю». И взяв ложку, принялся за
суп. Мой, между прочим. Про долг я точно уже забыл,
получить от братца что-либо было запредельно, да
я и не пытался. Выпроводив братана, я впал в
раздумье: «Сейчас дальше пробовать или утра
подождать, а то и вовсе завязать с
экспериментом?» Пока я курил и думал, жена
испарилась вторично, а чтобы меня не
расстраивать, огородом ушла. С деньгами. «Чудны
дела твои, Г-ди», – подумал я и смиренно стал
смотреть телевизор. Передача была заумная и
быстро наскучила. «Покурю еще раз – и спать,
завтра с утра на работу».
Выйдя в сени,
почувствовал озноб, погода явно переменилась. В
это время года так часто бывает, то тепло, а то
враз холод. Пришлось возвращаться за
телогрейкой. Размяв папироску, полез в карман за
спичками. Наткнулся на... деньги. Даже считать не
стал, понял – восемь рублей. Так и не покурил,
пока думал – жена подошла, довольная… Ясное
дело, подала кому-то... Не слушая
подробностей, показал ей деньги и пошел в дом.
«Да что это такое? – вертелось в
голове. – Прямо насмешка, что ли? Шутки со мной
шутить изволят?» Собравшись с духом, надел
телогрейку и вышел из дома.
У правления
стояло несколько человек – обсуждали
бухгалтера, который, по общему мнению, давно
проворовался, но, будучи свояком председателя,
так пока и не слетел с должности. Зайдя в
правление, где в этот час была только сторожиха –
многодетная матерь-одиночка, не стал терять
время – молча положил деньги на тумбочку. Это
твоим детям, и не благодари. Развернувшись, вышел
и, не вступая в дискуссию по бухгалтеру, пошел
домой. Крики сына и жены я услышал еще со двора.
Осталось только узнать, в чем дело, обрубить
обоих – и спать ложиться. Зайдя в дом, я застал
жену, читающую сыну мораль про деньги, но так и не
понял, в чем суть, без дополнительных пояснений.
Оказалось, что он не два рубля у клуба нашел, а
четыре. Два нам отдал, а еще два зажал. Наверно, на
папиросы собирает, знаю я его, сам такой был. Дав
подзатыльник и послав сына спать, я забрал у жены
деньги.
Один рубль
положил в карман брюк для восстановления
баланса, а второй выкинул в окно. «На хорошую
погоду», – успокоил я жену. «Надо же, ладно,
спасибо за урок. Все доходчиво, на примерах, без
телевизора», – подумал я,
уже засыпая.
Кстати, погода с
утра была хорошая…