Талка.

      

Кабана они заметили уже во второй половине дня, он был отчетливо виден на краю поляны, метрах в ста. Ветер дул навстречу, что давало возможность подкрасться поближе. Прицелившись как следует, охотник выстрелил из обоих стволов. Визг и кровь на снегу не давали ни малейшего сомнения: попал. Но секач был большой, да и рана не смертельной. Охотник с собакой не спеша шли по следу. Куда ему деться? Между тем солнце стало клониться к линии горизонта, давая понять, что не собирается работать ни одной лишней минуты. Азарт – вещь страшная, а на охоте тем более. Увлеченные погоней за раненым зверем и охотник, и собака даже и не помышляли о возвращении домой без добычи. Они были бывалыми, а лес был знаком с детства. Кабан между тем дал круг и зашел против ветра. Силы его были на пределе, да и терять ему было уже нечего. Когда секач выскочил из распадка и бросился на охотника, тот даже не успел снять ружье с плеча. Собака, бежавшая сбоку в метрах десяти, сразу же бросилась на помощь и вцепилась кабану в бок. Охотник, уже лежа под кабаном, собрался с силами и, с трудом достав нож, добил животное.

Наступившая при угасающем солнце тишина только подчеркивала красный от крови снег. Оттолкнув от себя тушу, охотник отполз на чистый снег. Он был серьезно ранен, обе ноги были пропороты клыками и сочились кровью. Сделав как мог перевязку, охотник дополз до дерева и, опершись на него, сел. Умывшись снегом, он оценил ситуацию. Он знал это место, не больше десяти километров до дома. Раны серьезны, большая потеря крови. Уже вечереет, через полчаса будет темно. Мороз усилился, и скоро пойдет поземка. «Вот и все, – подумал он. – Глупо, конечно, но, в принципе, какая разница, как и когда? Хорошо, что бобыль, меньше слез будет». Собака, немного отдохнув от боя, села рядом и тоже оценивала ситуацию. Бросить хозяина она не могла, а то, что ему конец, – это она уже поняла. Насчет себя она тоже не строила иллюзий, пережить ночь рядом с мертвыми кабаном и человеком в лесу не получится. Значит, конец. Человек тоже уже просчитал все варианты, и, как старший, принял решение, единственно возможное в этой ситуации. Медленно, насколько позволяла боль, он снял маленький рюкзак, который всегда носил за спиной, и достал оттуда две банки тушенки, неприкосновенный запас. Там же была миниатюрная спиртовка, подаренная когда-то геологами. Пока он зажигал огонь и грел на нем тушенку, собака зачарованно смотрела на него. Вместе они были очень давно, и она безоговорочно верила и ему, и в него.

Чуть-чуть подогрев обе банки, охотник открыл их. «Талка, – ласково позвал он, – ко мне». Собака встала и нерешительно подошла. Взяв собаку за ошейник, он подтащил ее к себе и начал кормить тушенкой. Собака, попыталась было тявкнуть, но получила приказ строгим голосом, который она так любила. «Ешь, говорю, иначе не дойдешь, сама видишь, мороз уже усилился». Она чувствовала, что скоро мороз будет нешуточным, и поземка уже пошла. Пока она ела, хозяин достал блокнот, в котором учитывал свою добычу, достал из внутреннего кармана карандаш и написал записку. Вырвав лист из блокнота, он дал его понюхать собаке и приказал: «Иди к Степану, к брату». Завязав записку в носовой платок и привязав его к ошейнику, он обнял ее и поцеловал в нос. «Беги! – закричал он. – Вперед, беги!» Собака заметалась по поляне. Она, конечно, хотела жить, но бросить хозяина не могла. Замолчав на минуту, хозяин снова собрался с силами и, подозвав ее, объяснил: «Позови брата, я все написал». И махнул рукой: уходи.

Спасти, позвать на помощь – это она поняла и со всех сил бросилась бежать в сторону деревни. Уже издалека она слышала волчий вой и выстрелы, но нужно было выполнить приказ.

Было уже по-ночному темно, когда она добралась до дома, где жил Степан – брат хозяина. Его пес рванулся было, но, увидев ее, завыл. На вой вышел Степан, узнал ее и позвал в избу. Записку на ошейнике, он нашел сразу и, сев за стол, начал читать: «Прощай, брат, кабан меня посек, до дому не добраться, идти не могу, потерял много крови. Кабан лежит рядом, до утра мне не дожить. Пристрой собаку, я ее сам отправил, чего обоим-то помирать? Корову мою и дом возьми себе. Прощай, Степа. Твой брат Петр».

Глянув на стоящую в дверях собаку, готовую снова идти в лес, Степан подозвал Талку. Положив ее голову на свои колени, он начал что-то говорить – успокаивать. Поняв, что из избы ее не выпустят, собака смирилась и легла у печки. Младший сын Степана, а этой осенью ему исполнилось пять лет, подошел к ней и лег рядом, обняв ее. Полежав минуту, он встал и, повернувшись к отцу, сказал: «Это будет моя собака. Моя». Талка встрепенулась и открыла пасть. Своим звериным чутьем она вдруг отчетливо поняла: хозяина больше нет, а вот этот человечек хочет стать ее хозяином. Будь это взрослый человек, она бы никогда не согласилась. Слишком сильна была боль утраты. Но ребенок снова лег рядом и снова обнял ее. Искоса разглядывая ребенка, она увидела еще не зажившие царапины на его руках и коленях. «Это их пес и кот», – подумала она. Она знала всю живность в своей деревне и этих тоже, у обоих был сволочной характер. «Ну погодите», – подумала она и, повернув голову, посмотрела на кота, сидящего на лавке у окна. Кот, поняв, что началась новая жизнь, выгнулся дугой и зашипел. Степан, глядя на сына, обнимающего собаку, пожал плечами. «Дуся, – попросил он жену, – утром забери корову Петра в наш хлев и поставь у двери чашку для Талки». «Пусть так», – подумала Талка и уткнула свой нос в живот ребенка.